Великая война – великое противостояние
В мае 2007 года на торжественном вечере в Международном Центре Рерихов, посвящённом 63-летию Победы, сотрудники Центра-Музея, чьё детство опалила Великая Отечественная, вспоминали о четырёх героических годах, анализируя их через призму современности.
Людмила Васильевна Шапошникова,
генеральный директор
Центра-Музея
имени Н.К. Рериха:
– Поздравляю всех вас с наступающим праздником Победы – самым главным праздником нашей страны. Я благодарю организаторов этого вечера, которые помнят о войне и проявляют внимание к тем, чьё дет-ство прошло через неё. Никакой Апокалипсис не может дать представление, чем в действительности была Вторая мировая война и её особая часть – Великая Отечественная война, которая прошла по нашей стране. Это 4 года холода и голода. 4 года физического и морального противостояния, в том числе тех, кто был детьми, тех, для кого детство закончилось в июне 1941-го.
22 июня 1941 года в Москве был очень ясным и тёплым, и люди в это воскресенье ехали по своим делам за город. Никто из них тогда ещё не знал, что в четыре часа утра на нас обрушилась печаль, которая продлится 4 года. Они не знали, что наши границы уже сметены. Они не знали, что нашу армию уже начинают забирать в плен. Они не знали, что эта армия плохо вооружена… Да! Я хочу сказать, что войну выиграло гражданское население. Наверное, в России всегда войну выигрывает гражданское население, в то время как армия, которая должна была бы противостоять агрессору, к сожалению, оказывается носителем очень трагической судьбы, хотя не она в этом виновата.
У каждого тогда была своя война. У меня тоже была своя. Я была первой в нашем семействе, кто узнал, что началась война. Реакция была потрясающей! Я ворвалась в дом, побежала на кухню, где моя бабушка Мария Николаевна, урождённая Трубецкая, мыла посуду, и закричала: «Ура! Началась война!» Тут бабушка при всей её доброте и педагогическом такте перетянула меня по спине мокрым полотенцем, что меня глубоко обидело. Лишь потом, через некоторое время, я поняла: бабушка была глубоко права.
Четыре года – это целая жизнь. Они длились так долго, как никакие другие годы. Я хочу рассказать лишь о некоторых ярких эпизодах, которые запомнились на всю жизнь. Прежде всего, бомбёжки Москвы. Это были страшные бомбёжки. Они начались буквально сразу после вторжения немецкой армии, потому что значительная часть наших аэродромов была сметена с лица земли, уничтожена, и лётчики не могли защитить наше небо. Я не знала, зачем, для чего такое огромное количество зажигалок бросали на Москву, но мы: и взрослые, и дети, я в то время уже перешла в 8-й класс, дежурили на крыше. На крышах домов стояли бочки с песком, и когда падали зажигалки, надо было успеть до того, как они начнут разбрасывать искры огня, бросить их в песок. Через некоторое время мы так навострились, что ни одна зажигалка не подожгла наш дом. По-моему, была задача спалить Москву. Но не удалось!
Началась эвакуация завода, где работал мой отец. Это был авиационный завод. Сейчас это известный завод имени М.В. Хруничева, выпускающий космические ракетоносители. Он был погружён на баржи и по Волге пошёл в какую-то другую, неясную для меня жизнь. Впереди баржи шёл теплоход с членами семей тех, кто вёз оборудование завода.
В том году Волга стала очень быстро. Ещё в сентябре или начале октября теплоход, на котором мы ехали, вмёрз в лёд около Горького между мостом и крупным судостроительным заводом Сормово. Началась бомбёжка. Самолёты налетели ночью. Они бомбили судостроительный завод и мост, а мы оказались эпицентром. Каким образом мы уцелели… Мы должны были погибнуть все сразу и коллективно от первой попавшей в нас бомбы. Но бомбы в нас не попадали. Каждое страшное, негативное явление имеет и свою положительную сторону. Бомбы разломали лёд, который дер-жал нас в плену, и на следующий день мы двинулись вперёд.
Семьи и та часть заводских инженеров, которые были в авангарде нашего каравана, расселили по сормовским домам. Я не буду рассказывать о бытовых трудностях. Я хочу рассказать о доброте людей, которые нас принимали. В это время было уже ясно, что немецкая армия почти вплотную подходит к Москве. Их бинокли уже смотрели на Кремль. Я говорила, что наша регулярная армия оказалась в плену, мы терпели поражение за поражением. Но на помощь Москве двигались сибирские войска. Их было много. Многие коммуникации, железные дороги были заняты или разрушены. И эти ребята шли пешком от Сибири до Москвы. Они шли целыми днями, а на ночлег останавливались в первом попавшемся посёлке. Тот посёлок, где мы жили, тоже стал этим «первым попавшимся». Они входили и падали на пол. Потому что сил уже никаких не было. Мы пытались их напоить, отогреть. Нет, они засыпали мёртвым сном. И это происходило каждую ночь. Утром их поднимали, и они шли дальше пешком. Ситуация складывалась таким образом, что они не успевали подойти к Москве. Немцы уже находились под столицей.
И тут есть одна загадка. Я не буду говорить об октябрьской панике в Москве, нас в то время там не было, и я её не видела. Скажу только, что, когда мы возвращались в Москву из эвакуации, по обочинам дорог валялись легковые машины, в которых большое начальство пыталось быстро покинуть город. И получилось таким образом – три дня Москва стояла пустой, а рядом – тоже стояла! – армия стремительно наступавших немцев. Но они не вошли в Москву! За эти три дня город можно было взять без боя, голыми руками, потому что там оставался лишь один кремлёвский гарнизон.
Почему так произошло? Я до сих пор не могу получить ответа. У меня есть друг Хельмут Штройбик. Он в своё время переводил на немецкий язык мои книги, вот я с ним и познакомилась. Когда началась битва за Москву, он был там взят в плен, отсидел у нас пять лет, выучил русский язык, в результате чего и смог заниматься переводом. В современное время я спрашивала у Штройбика: «Вот вы пришли сюда, стояли тут, чего вы ждали эти три дня перед пустой Москвой?» Штройбик, стараясь выгородить свою армию, отвечал: «Да у нас там разведка плохо сработала, мы не знали об этом». Я говорю: «Да ничего подобного, вы работали, и ещё как! Мы знаем, как вы сидели у нас на крышах, когда началась война, и сигналили немецким самолётам, которые летели над затемнённой Москвой. Это мы все видели. Известно, кто это делал». Так или иначе, Штройбик на этот вопрос ответить не смог. На этот вопрос не могут ответить и историки войны. Но если мы вспомним надпись на картине Н.К. Рериха «Святой Сергий», написанной в 1932 году, многое становится яснее. «Дано св. преподобному Сергiю трижды спасти землю русскую. Первое при кнАзъ Дмитрiи. Второе при Мининъ. Третье…» Я имею смелость соединить многоточие Николая Константиновича с этим странным событием, которому почти свидетелем была.
Ровно через три дня! в пустую Москву вошли те самые сибирские войска, которые проходили и ночевали у нас, которые шли пешком. Они успели! И началась битва, которую историки назвали «разгром немцев под Москвой».
Можно много говорить о том, как шла война. Я училась в то время в школе, мы работали каждое лето в колхозе. В первый год после возвращения в Москву и отступления немцев мы работали очень близко к фронту и слышали канонаду и видели двигающиеся войска, но надо было собрать урожай, потому что стране угрожал голод.
Мы также участвовали в разгрузке раненых. Огромное количество поездов приходило с ранеными на вокзалы. Я помню раненых на Киевском вокзале. Подошёл эшелон, и мы, школьники, вошли в вагон. Это было ужасно! Совсем молодые мальчики, без ног, без рук, перевязанные… Мы их поднимали и несли в зал ожидания Киевского вокзала, клали на пол – на полу были постелены матрасы. Оттуда их распределяли по московским госпиталям: многие школы, учреждения были превращены в госпитали. Вот этот гнилостный запах крови до сих пор преследует меня.
Многие наши близкие приезжали с войны и приходили к нам. Моя двоюродная сестра Лиля была намного старше меня, до войны окончила мединститут и была призвана в армию. Она рассказывала об обороне Севастополя. Из сдавшегося Севастополя они, медики, отступали последними. А вокруг на дороге, по которой они шли, лежала погибшая морская пехота. Они были в чёрных бушлатах. И Лиля рассказывала, что всё поле было чёрным. Шли почти по трупам, потому что ступить было некуда. Между телами не было земли. Вот так они отступали.
Мне тогда было всего 15 лет.
Был и первый салют, была и первая победа. Мы все очень радовались. А жили очень трудно. Школы были холодные, мы голодали, нас учили голодные учителя в оборванных одеждах. В классе стояла вешалка для наших пальто, потому что если начиналась бомбёжка, некогда было бежать в гардероб и стоять в очереди. Надо было хватать пальто и выскакивать наружу: могло быть обрушение здания. Такое обрушение от бомбы я видела в доме, стоявшем напротив нашего. Туда упал фугас и сразу срезал два подъезда, похоронив под собой людей. Пока не приехала армейская часть, мы все побежали помогать, вытаскивать людей… Я не могу рассказывать про это…
Потом был День Победы, удивительный! Очень трудно рассказать. Он был очень эмоциональный. Люди плакали, люди смеялись, люди радовались. Красная площадь была полна, и мы все там были и всё видели. Я видела, как отлавливали военных, чтобы раскачать, как следует, и подбросить. Интересные были встречи, неожиданные. Но рассказывать и даже думать об этом трудно до сих пор.
Война практически сформировала наше поколение. Николай Александрович Бердяев, великий философ, писал, что в России есть два полюса: Русь Святая и Русь звериная. В войну это проявилось совершенно ярко и отчётливо. Были люди, которые жертвовали собой, я уже не говорю о тех, кто сражался и умирал за свою страну и свой народ на фронтах. И в тылу тоже были очень трудные моменты, и там люди нуждались в помощи, и там эту помощь оказывали, часто жертвуя своей жизнью. Но были приспособленцы, которые, несмотря ни на что, отнимали у других последний кусок, воровали, пытались обмануть. Меньше я видела последнее. Но это было выражением звериной Руси.
Каждое явление имеет две стороны. Страшная сторона войны – смерть. Но есть и другое: тот опыт, который мы получали, противостоя её разрушительной силе, не беря винтовку в руки, потому что возраст был такой, что на фронт не пускали. Это противостояние – и моральное, и физическое – складывало довольно чёткое и сильное поколение. Война кончилась давно, но её влияние на нашу жизнь остаётся. Каждый из нас, кто с ней соприкоснулся, несёт в себе эту войну до сих пор. И несмотря на мой «неприличный» возраст, я тоже её несу.
Мы идём сквозь жизнь, то поднимаясь кверху, то опускаясь книзу, то падая, то вставая, но каждый раз «нам вслед грохочет война», как писал наш любимый поэт Булат Окуджава. Она грохочет нам вслед в каждом нашем поступке, в каждом событии, связанном с нами, в каждой нашей деятельности.
Я благодарю вас за внимание, ещё раз поздравляю с Днём Победы, и думаю, что у нас тоже будут свои Победы, необходимые сейчас нам всем.
Опубликовано в газете “Содружество”, № 1 (33), с. 6, 2010 г.
Источник – Уральское Отделение Международной Лиги Защиты Культуры