Профессор географии Кирилл Новосельский: «У признавшегося в незнании есть надежда обрести мудрость».

Пикет в Бахрушинском переулке, июль 2010 года.  Фото предоставлено К. Новосельским

Пикет в Бахрушинском переулке, июль 2010 года. Фото предоставлено К. Новосельским

Вокруг темы сохранения исторического облика столицы в последние два-три года разгораются нешуточные страсти.  Видные деятели культуры, науки,  представители общественных организаций и простые жители Москвы всерьез озабочены тем, как быстро меняется привычный облик родного города.

Сегодня судьба множества памятников архитектуры зависит от коммерческих интересов застройщиков. Инвесторы всеми силами стараются преодолеть запреты, которые ставит на их пути закон о культурном наследии.

На эти темы мы беседовали с доктором экономических наук, профессором географии Кириллом Новосельским – активным защитником архитектурных памятников.

– Кирилл Игоревич, что заставило Вас, преподавателя университета, встать на защиту архитектурных памятников России?

К.Н.: Если говорить об активной фазе моей деятельности в этой области, то новый период в моей жизни начался с прихода в общественное движение «Архнадзор».  Хотя теорией охраны памятников я интересовался давно, поскольку вхожу в ещё одно, рериховское  движение, уже более 30 лет. Именно наш соотечественник Н. К. Рерих и явился автором знаменитого «Пакта об охране культурных ценностей», 75-летие которого отмечалось повсеместно в прошлом году.

Поводом для  такой смены вектора моей деятельности послужила совершенно нетерпимая ситуация с моим родным московским домом. Когда стали подрастать дети,  мы решили вернуться с Урала в Москву.

И я, прежде всего, в столице решил показать им дом, где вырос сам, где жили и творили их бабушки, прадеды и прапрадеды (в их числе и композитор Р.М.Глиэр, автор первого советского балета).

Каково же было моё изумление, когда, при попытке приблизиться к родному подъезду и сфотографироваться возле дома, на нас выкатил вооружённый охранник (это была вторая половина 90-х годов): «Это частное владение, вам здесь нечего делать, проходите!»

Затем целых 10 лет у меня ушло на попытки хотя бы дистанционно выудить какие-то факты из истории моего дома на Петровском бульваре. Работа в библиотеках, встречи с краеведами-знатоками Москвы — всё тщетно: этот квартал в самом сердце города будто выпал из его истории…

Наконец, я написал письмо-запрос в городской архив, заручился поддержкой министерства культуры, и, спустя месяц, получил потрясающий ответ: «Дата постройки интересующего вас здания содержится в паспорте дома, а он посторонним не выдаётся». Так один из самых знаменитых культурных домов Москвы оказался засекречен и заперт снаружи и изнутри. Ситуация зашла в тупик.

И вдруг в середине 2009 года я читаю в Интернете материалы о совместной пресс-конференции обществ «Москва, которой нет» и «Архнадзор», которые поставили своей целью высветить и сохранить оставшиеся уголки былого города.

Именно таких людей я и искал столько лет. Первое же моё «боевое» разведочное задание вывело меня на 17 мастерскую «Моспроекта-2», где хранятся и применяются в жизни тысячи томов историко-культурного обследования каждого (фантастика!) строения Москвы в пределах Садового кольца.

Если коротко подытожить, то эти материалы помогли мне составить подробные описания нескольких проблемных зданий Москвы (в том числе и «своего»), и поставить их на государственный учёт. А пока бюрократическая машина обрабатывала мои бумаги, пришлось поучаствовать и в совсем необычных для меня протестных акциях — в пикетах, оцеплениях, митингах — для  предотвращения вандализма застройщиков, которые ловко  пользуются прорехами в законодательстве, попустительством властей и равнодушием москвичей.

Снос усадьбы купца Алексеева начала 19 века.  Фото предоставлено К. Новосельским

Снос усадьбы купца Алексеева начала 19 века. Фото предоставлено К. Новосельским

– Кто определяет, что относится к историко-культурному наследию? Есть ли для сооружения понятие «возраста», что дает ему возможность попасть в список охраняемых и ценных?

К.Н.: Ваш вопрос попал в одну из самых болевых точек нашей нынешней борьбы за сохранение исторического облика столицы! Дело в том, что порядок регулирования отношений в области историко-культурного наследия определяется 73-м Федеральным Законом от 2002 года, в который сейчас Госдума проталкивает опасные поправки.

Например, в последние недели 2010 года в Госдуме шла борьба по двум направлениям: против допущения «реконструкции» памятников (по нашему мнению, возможна только «реставрация», то есть воссоздание исходного вида) и против понижения статуса организации, которая имеет право снимать памятник с охраны (сейчас это правительство страны, а предлагается ограничиться министерством культуры).

Нашим пикетчикам приходилось нелегко: мороз сковывал ноги и руки, ветер вырывал плакаты, служба охраны пыталась найти предлоги запретить одиночную акцию — но, в итоге, первую поправку сняли, обсуждение второй отложили. Мы, можно сказать, на своей коже почувствовали, что многие силы стремятся «упростить», приземлить обстановку в городе, естественно, в интересах застройщиков.

Но речь, на самом деле, идёт о достаточно компактных территориях! Я, наверное, удивлю недавними расчётами: вся территория исторической части Москвы занимает лишь 6,6% от общей площади города, а подлежит охране лишь 3,3% городских объектов недвижимости!

И даже в этой крошечной «посудной лавке» мы умудряемся действовать как «слон»: в XX веке только в Кремле из 31 храма уничтожено 17, а по городу лишились двух третей ценных исторических объектов…

Мне, в этом смысле, очень понравилось жить в Лондоне, который мало повреждён современной застройкой. Я поинтересовался там, кто же у них цепляется за центр (у нас — да просто все!), и получил ответ: чудики, доживающие свой век пенсионеры и … нищие! Министерство промышленности у них в одном городе, министерство экологии в другом: и управление, и бизнес, и жильё — всё рассредоточено по стране. Как изменить психологию россиян в этом направлении — откровенно не знаю. Для меня абсолютно дико, что буквально война (по Рериху: «тихие погромы») идёт на пятачке в 25 квадратных километров, хотя в нашей, пока ещё самой обширной стране мира, этих квадратов 17 миллионов!

Если по сути, то всеми методическими и техническими вопросами охраны памятников в Москве ведает

Департамент культурного наследия, а «возрастным критерием» для постановки зданий на охрану избран (согласно всё тому же 73-му ФЗ) 40-летний возраст. Обоснования этому в законе нет. Тут, я думаю, имелся в виду период смены поколений — что определять ценность должны не современники, а потомки. Но возможна и другая трактовка: «Если уж простоял почти полвека, не разрушился —  значит, достойный внимания!» Мы в своей работе тоже наблюдаем пристально за теми домами, которым 50 лет и больше.

– Почему споры о  ценности объектов историко-культурного наследия, в основном, замещаются разговорами о цене участка территории, отводимого под застройку, и (или) состарившейся недвижимости?

К.Н.: У кого замещаются? У людей, озабоченных сохранением привлекательного облика города, вовсе не замещаются! В коридорах власти, наверное, да – любой исторический статус объекта воспринимается там как обременение. Хотя должно быть с точностью до наоборот – дальновидный руководитель не должен решать сиюминутные задачи (например, расселение очередников) в ущерб долгоиграющим целям.

Его должен заботить и престиж власти, и туристическая привлекательность (в том числе для деловых людей), и образовательно-просветительский аспект мемориальных зон. Во время самого моего первого пикета в защиту разрушающейся и подожженной усадьбы в Потаповском переулке, всего за час ко мне подошли несколько пар туристов (российских,  канадских и европейских), которые специально приехали в наш город с путеводителем в руках, чтобы запечатлеть пока ещё живые фрагменты старины. Таких чудаков-паломников становится в мире всё больше.

На так называемых «новых», спальных московских окраинах  я провожу такие эксперименты: захожу в крохотный дворик между жилыми башнями и спрашиваю у гуляющих с малышами мам-новосёлов: «Вы не знаете, что это за заборчик там старый, который ломают?» – «Да откуда я знаю, здесь до нас ничего и не было» – «Это остатки усадьбы такого-то века, там жили такие-то люди…» – «Ой, да что вы? Как интересно! Обязательно расскажу детям! В школе ведь об этом не говорят, музея у нас нет».

Так, в принадлежащем теперь Москве и быстро растущем посёлке Некрасовка с гордостью (!) заявляют о предстоящем уничтожении двух последних строений 100-летней давности – чтобы заменить их очередными торговыми центрами.

– Как объяснить, что  наше общество к наследию архитектуры не относится как к серьезной историко-культурной ценности? Как говорится, что имеем – не ценим, потерявши – плачем?

К.Н.: Это действительно удивительный феномен, тем более что история, и в том числе градостроительная, у нас и длительная и богатая! Это вопрос ёмкости памяти и желания (или нежелания) помнить прошлое и учиться у предков. Кстати, в США я столкнулся с тем, что там не так легко найти и полюбоваться памятниками доколумбового (индейского, аборигенного) периода. Хотя, что касается эпохи «белой» колонизации континента (200-летней истории становления  страны), здесь оберегается каждый домик…

Прогрессивная Австралия только недавно стала признавать культурное наследие аборигенов, их права на землю. (Хоть бы извинилась за многолетнее истребление коренного населения). Вспомните, как в китайском Харбине зверски выжигалось русское прошлое этого великого города! Про уничтожение 90% буддийских памятников в Тибете я уже и не говорю… Увы, в этом зазнайстве, так или иначе, замараны все нации.

Характерно то, что инициированный русским учёным и художником Николаем Рерихом «Пакт об охране культурного наследия» был в 1935 году подписан многими странами, комитеты поддержки возникали буквально по всему миру, кроме… двух, на то время мощнейших держав, – гитлеровской Германии и сталинского СССР. А «Русский комитет» Пакта об охране ценностей в 1934 году был основан Рерихом (вашим читателям это будет интересно узнать) в маньчжурском тогда городе Харбине!

Ощущение неравнодушия к облику города пришло ко мне впервые довольно поздно — когда я стал жить и работать в «столице Урала» Екатеринбурге (тогда ещё Свердловске).

Этот почти 300-летний город был существенно спрямлён и расчищен в конструктивистском стиле в годы первых индустриальных  пятилеток. И в первые годы жизни в нём меня эти ровные аккуратненькие прямоугольники домов-кухонь и т. п. совсем даже не раздражали. Пока я не попал на верхний этаж Дома печати. Там, дожидаясь, пока редактор просмотрит мою очередную статью, стал осматривать  город «с птичьего полёта» (почему-то во все времена в нашей стране вид на город сверху считался запретным!).

И вдруг, обходя панораму от окна к окну, я ощутил… боль в глазах. Взгляд постоянно упирался в ребро то одной грубой и тяжёлой конструкции (в основном, горизонтальной), то другой, ему хотелось «отдыха» на округлых, мягких и устремлённых ввысь формах, а их до самого горизонта не было видно, если не считать купола недостроенного цирка и почти разрушенных церквей!

Несколько лет назад мне удалось на практике проверить одну из позиций концепции Гревса – Лихачёва, а именно, о сбережении так называемой «skyline» (линии города на фоне неба, его «небесного профиля»).

Мы с детьми поехали на велопрогулку по западу Москвы, и с Крылатских холмов решили взглянуть на центр города. Каков же был наш ужас, когда на фоне серого и задымлённого неба единственное, что было реально видно – это несколько упирающихся в облака чёрных (!), зловещих, острых пиков-башен Москва-Сити! Но многие москвичи уже с этим смирились…

Кстати, у меня есть своя версия причин неожиданной отмены строительства «газоскрёба» на берегах Невы: наши федеральные власти всё-таки испугались угрозы исключения Санкт-Петербурга из списка «Всемирного наследия», а ЮНЕСКО как раз и была обеспокоена именно нарушением «небесной линии» этого достопримечательного приморского города.

– Что важнее для сохранения наследия – сохранение подлинности фрагментов исторической реальности или  образа исторического целого?

К.Н.: Многое зависит от размера и значимости города. Если это средних масштабов город-музей (типичные примеры: Суздаль у нас, Брюгге в  Бельгии и т. д.), то целесообразно и возможно сохранение ансамбля определённой эпохи в целом. А если это огромный многофункциональный мегаполис, то возможны только фрагменты. И выбор их должен быть очень тщательный – чтоб было максимально разнообразно и гармонично.

– Будете ли Вы защищать жилище из сборного железобетона с объемными жилыми ячейками-кабинами? Пройдет какое-то время, и они тоже станут неотъемлемой частью исторического наследия динамического прошлого?

К.Н.: Ценность здания многопланова, относительна и динамична. Удивительно, но здесь мне помогают знания из области буддизма: ничто не возникает само по себе, не является статичным и не исчезает бесследно.

Памятник или не памятник – это обусловлено множеством факторов: время постройки, архитектурный стиль, фамилия архитектора, роль этого здания в планировке города, района, квартала, кто из великих людей там жил и что делал? Так что — да, в некоторых случаях охранять будем даже «хрущёвки»! Не удивляйтесь…

– Сейчас разрабатывается новый текст законодательства по охране историко-культурного наследия. Что, на Ваш взгляд, важно заложить в него, чего не хватает в первую очередь?

К.Н.: Меня, надо сказать, шокировало недавнее заявление нового главы ведомства по охране памятников Москвы господина А. Кибовского: «Мы готовим к 10 мая Концепцию сохранения культурного наследия столицы.  Но не знаем, зачем необходимо сохранять объекты культурного наследия!» Как это?

«Начальник транспортного цеха» не представляет, зачем, собственно, нужен транспорт??? С другой стороны, я вполне могу оценить откровенность чиновника – у признавшегося в незнании есть надежда обрести мудрость.

Нам всем необходимо будет проследить, чтобы разрабатываемый ведомством документ был обязательно вынесен на общегородское обсуждение,  чтобы простые жители города смогли участвовать в формулировании, может быть, не технической, но целеполагающей части этого важнейшего документа.

Без чего эта работа, по-моему, не будет иметь смысла, так это без аккумулирования всего того бесценного и более чем векового опыта именно отечественной научной (исторической, географической) и художественной (архитектурной) мысли в отношении задач, форм и методов сбережения уже крохотных остатков этой нашей памяти.

А девизом документа должна стать фраза из популярной в архитектурных кругах Венецианской Хартии по консервации и реставрации памятников 1964 года: «Ценность — в подлинности!»

Великая Эпоха ( The Epoch Times )

Подписаться
Уведомить о
0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
0
Оставьте комментарий! Напишите, что думаете по поводу статьи.x