19 ноября в возрасте 79 лет скончался от рака крови знаменитый писатель-фантаст Борис Натанович Стругацкий.
Он обладал колоссальным авторитетом в среде любителей фантастики. Да и – шире – среди образованных людей определенного мировидения. Несколько десятков повестей и романов, написанных им в соавторстве со старшим братом, Аркадием Натановичем, составили «шкатулку с драгоценностями» в багаже нашей фантастики. Но духовное влияние братьев Стругацких гораздо шире того круга, который составляют любители книг о звездолетах, антигравах и пришельцах. Большую часть их творчества следует рассматривать через призму литературы «основного потока». Или, как иначе говорят, «большой литературы».
В православном журнале уместно поговорить о взглядах этого литературного дуэта на веру и Церковь.
Отношение Стругацких к религии — сложное, неоднозначное и, одновременно, интимно-близкое нашей интеллигенции советского времени. Историческое христианство, а вместе с ним, конечно же, историческую Церковь они считали частью Традиции. Последняя же в их творчестве выступала в роли тормоза для развития, для улучшения мира, для познания вселенной. В некоторых случаях фашизм трактовался Стругацкими прямо как часть Традиции, притом чуть ли не самая естественная ее часть. Интеллигенция – тот слой общества, который, в их понимании, обязан нести свет миру, — не должна иметь ничего общего с Традицией. Напротив, это сила, которой предназначено век за веком упорно Традицию преодолевать.
Вместе с тем, Стругацкие на пике своего творчества призывали в критических случаях выбирать самое доброе, самое человечное решение. И если ради этого потребуется пренебречь явной пользой для «прогресса», чистой прагматикой, что ж… надо пренебречь.
Главный герой их повести «Улитка на склоне» Кандид высказался на этот счет с полной ясностью. В его уста авторы вложили, думается, суть собственной позиции: «Какое мне дело до их прогресса, это не мой прогресс, я и прогрессом-то его называю только потому, что нет другого подходящего слова… Здесь не голова выбирает, здесь выбирает сердце. Закономерности не бывают плохими или хорошими, они вне морали. Но я-то не вне морали!… Идеалы… Великие цели… Естественные законы природы… И ради этого уничтожается половина населения? Нет, это не для меня. На любом языке это не для меня. Плевать мне на то, что Колченог (один из героев повести. – Д.В.) – это камешек в жерновах ихнего прогресса. Я сделаю все, чтобы на этом камешке жернова затормозили. И если мне не удастся добраться до биостанции – а мне, наверное, не удастся, – я сделаю все, что могу, чтобы эти жернова остановились». Притом Кандид очень и очень рискует, приняв такое решение.
Предпочтение нужд ближнего, попавшего в беду, своим интересам – вещь для христианской этики родная. И оно не позволяет считать Стругацких беспримесно-чистыми прогрессистами. Оно говорит об этическом поиске, происходившем в условиях СССР, поиске, не прекратившимся до самой смерти старшего из братьев – Аркадий Натановича.
Когда знаменитому дуэту приходилось прямо высказываться на религиозные темы, его позиция варьировала в диапазоне от атеизма, до осторожного гностицизма. Очень характерна в этом смысле большая повесть «Отягощенные злом». На ее страницах авторами допущены в современную жизнь евангельские персонажи. Трактовка этих персонажей, как и у М.А. Булгакова, отдает гностицизмом. Или, вернее, чем-то вроде осовремененного альбигойства. Само название повести происходит от гностического определения демиурга в трактовке Е.М. Мелетинского: «Творческое начало, производящее материю, отягощенную злом». Но фундаментальная разница между Булгаковым и Стругацкими состоит в том, что первый колебался между христианством и гностицизмом, предлагая интеллигенции «духовное евангелие» от беса, а Стругацкие колебались между гностицизмом, как приемлемой смысловой средой для использования некоторых сюжетных ходов, и агностицизмом – ведь какая может быть вера у советского интеллигента? И они никакого евангелия не предлагали. Просто сделали Христом интеллигента, получившего в свое распоряжение колоссальную мощь.
Устами писателя Сорокина из «Хромой судьбы» Стругацкие сделали откровенное признание на этот счет. Рассуждая о Льве Николаевиче Толстом, Сорокин говорит: «А ведь он был верующий человек… Ему было легче, гораздо легче. Мы-то знаем твердо: нет ничего ДО и нет ничего ПОСЛЕ». И, далее: «Есть лишь НИЧТО ДО и НИЧТО ПОСЛЕ, и жизнь твоя имеет смысл лишь до тех пор, пока ты не осознал это до конца». Надо ли тут что-либо добавлять, комментировать?
Оба брата – и Аркадий, и Борис Натанович с определенного момента относились к советской реальности критически. Первый из них до последних дней своих считал коммунизм лучшей идеей общественного устройства, которую при Сталине исказили, исковеркали. Второй постепенно дрейфовал в сторону западничества, либерализма. После падения СССР Борис Натанович занял отчетливо либеральную позицию. Многое множество раз он высказывался на сей счет с полнейшей однозначностью.
Что же касается времен, когда оба брата работали над лучшими своими вещами, то опыт выхода из сталинского времени в «оттепель», а потом оттуда – в похолодание последних лет правления Хрущева и всего «царствования» Брежнева, наложил отпечаток на множество знаменитейших произведений Стругацких. Так, сталинский СССР и Третий Рейх сближены Стругацкими в повести «Попытка к бегству». А в повести «Трудно быть богом», чуть ли не самой известной по всем их творчестве, намеки на историческую судьбу Советской России совершенно прозрачны. Хотя действие, вроде бы, происходит на другой планете, в королевстве Арканарском…
«Я думаю, – писал Войцех Кайтох, внимательный исследователь творчества братьев Стругацких, – культурный советский читатель не имел ни малейших трудностей с обнаружением в арканарских событиях аллегорий судьбы российской и советской интеллигенции, массово уничтожаемой во времена правления Сталина или же подвергающейся различным преследованиям. Читатель именно культурный, ибо иной мог и не знать ничего об этих делах. Если же знал и аллюзии прочел, то… имел возможность обнаружить попытку анализа исторической роли сталинизма в его отношении к интеллигенции и прямое предостережение о том, чем мог бы кончиться для СССР рецидив… если учесть личные недоразумения Хрущева с интеллигенцией».
Сталинизму и его последствиям (фактически, идейному тупику СССР, как видели Стругацкие), посвящено самое крупное по объему их произведение – роман «Град обреченный». Через много лет после того, как он был создал, Борис Натанович вспоминал: «Ни над каким другим нашим произведением (ни до, ни после) не работали мы так долго и так тщательно. Года три накапливали – по крупицам – эпизоды, биографии героев, отдельные фразы и фразочки; выдумывали Город, странности его и законы его существования, по возможности достоверную космографию этого искусственного мира и его историю – это было воистину сладкое и увлекательное занятие, но все на свете имеет конец, и в июне 1969-го мы составили первый подробный план и приняли окончательное название– “Град обреченный”… Так называется известная картина Рериха, поразившая нас в свое время своей мрачной красотой и ощущением безнадежности, от нее исходившей…» Это сказано о Советском Союзе брежневских времен, а не о каком-то гипотетическом обществе инопланетного мира.
После кончины Аркадия Натановича в 1991 году его младший брат продолжил работать. Его перу принадлежат два «сольных» романа: «Поиск предназначения» и «Бессильные мира сего», опубликованных под псевдонимом С. Витицкий. Там общественная позиция, высказанная ранее, при совместном творчестве, прозвучала намного жестче.
Культурное значение Аркадия и Бориса Стругацких огромно. В течение нескольких десятилетий они вели за собой очень значительную часть советской интеллигенции. Фактически, были ее духовными вождями. Трудно назвать хоть кого-то из писателей 1960-х – 1980-х, кто оказал бы на наш образованный класс столь же мощное воздействие. В книгах Стругацких видны мысли, чаяния и этические установки миллионов интеллигентов того времени. И с этой точи зрения тексты Стругацких – настоящая энциклопедия советской интеллигенции. Покуда она жива, произведения знаменитого писательского дуэта забыты не будут.
Дмитрий ВОЛОДИХИН
Журнал “Нескучный сад”